Лофт-проект «Этажи» — торгово-выставочное пространство, единственное в своем роде в Санкт-Петербурге. Расположено оно в помещении бывшей фабрики (отсюда и название — «лофт») и вмещает в себя различные виды заведений — от выставочных залов и комнат отдыха до кафе и магазинов.
Лофт-проект занимает пять этажей, на каждом из которых посетители найдут развлечение и занятие по душе. Открыт он был в 2007 году и сразу снискал любовь местных жителей и гостей города.
Площадь арт-пространства — 3000 кв. м. В настоящее время в нем находится более 150 заведений различной направленности.
Отдельное внимание привлекает крыша «Этажей» — это полноценная обустроенная площадка, где в летние дни проводятся мероприятия и находятся зоны отдыха. К тому же, это масштабная обзорная площадка, откуда виден весь центр города.
В арт-пространстве регулярно проводятся выставки, лекции и мероприятия различной тематики.
© Елена Яхонтова
Магазины лофт-проекта «Этажи»
Пять этажей, где расположены магазины и кафе, выставочные залы и лектории, привлекают туристов и местных жителей. Здесь собраны заведения различной направленности, которые, по мнению арендаторов, так или иначе ассоциируются в Санкт-Петербургом.
На входе, как только зашли в арку, посетителей встречает первый двор. В нем можно найти несколько магазинов одежды таких, как SHU (женская одежда), Krakatau (мужская одежда), Darwin Hut, «Капсула» и другие. Одежда здесь представлена брендовая от русских дизайнеров. Есть также магазин «Кул зон» с одеждой и снаряжением для горных лыж. Также на входе в «Этажи» расположены магазины «КнигиПодарки» с сувенирами и канцелярией и Grafika с комиксами.
© Официальная группа ВКонтакте
Фуд-корт есть так или иначе на любом этаже. В первом дворе он представлен тремя заведениями:
- Cosmos Coffee — кофейня, где можно выпить кофе или взять с собой,
- Бар «Выдержка»,
- Skvorechnik — кафе с широким выбором напитков и легких закусок.
Как только посетители заходят в главный вход, они попадают в зону «Первая Витрина», которая включает в себя в основном заведения общепита:
- My Tao — кафе с тайским мороженым,
- Mr. Сate — кофейня,
- «Под лестницей» — кофейня,
- «Трдельник» — кофейня, где можно попробовать выпечку и горячие напитки,
- «Volks waфли» — кафе с широким ассортиментом вафель и напитками.
На цокольном этаже находится «Подвал» — зона, где расположены неторговые помещения: компьютерный клуб, студия звукозаписи Yuno и другие организации-арендаторы.
На первом этаже есть отдельный фудкорт — пространство «Стритфуд» с несколькими кафе, где готовят шаверму, роллы и другие закуски из разных стран мира. Здесь же есть обширная торговая зона, включающая в себя магазины бижутерии (Idoll, Amikko), сумок и аксессуаров (Bagcom), секонд-хенды (Eyglass, Kissa market), магазины сладостей (America Shop), подарков и тату-товаров.
© Елена Яхонтова
Второй этаж занимают магазины одежды (NOVA, Kogers, «Отдел» и др.), канцелярии и подарков («Искусство&бумага», «Енот и Панда», «Коробка» и др.), продуктов (Herbarium магазин чая), копи, мастерская по ремонту телефонов и студия красоты Beauty vides.
Здесь же можно найти магазины рюкзаков и сумок, аксессуаров для мобильных телефонов и украшений, а также несколько точек продажи необычных предметов одежды (футболок с ультрафиолетовыми принтами, одежды с ручной росписью и пр.).
Третий этаж занимают заведения общепита:
- Кафе «Зеленая комната»
- Coffeettа — кофе и фирменные вафли
- Greenbuffet — кофе, выпечка и гамбургеры.
Четвертый этаж вобрал в себя разные направления торговли: одежду («Уста к устам», Kanishka, Openyormind Store), рюкзаки («Рюкзаки Якорь»), киноатрибутику, интернет-товары. Также здесь расположена студия красоты Beauty Brand, магазин секонд-хенд и отдел с подарками.
© Официальная группа ВКонтакте
Пятый этаж занимает обширное пространство «Улица Контейнерная», где находятся также магазины и кафе.
- Yuva кафе — кафе азиатской кухни
- «Латте-арт» — кофейня и кальянная
- «Вилки не против» — вегетарианская кухня
- «Ван шу» — китайские товары
- «Такояки» — кафе с японской уличной едой
- Магазин «Кирпич» со стильной одеждой, пластинками и книгами
- «Сувениры» — магазин с большим ассортиментом тарелок, брелоков с видами города
- «CondiShop» — магазин для кондитеров
- Тату-студия «Литература»
- Галерея авторского стекла «АРТБУЗ» и другие заведения.
Помимо торговых площадей на территории лофт-проекта «Этажи» размещены выставочные залы и галереи, где проходят выставки работ современных художников, тематические встречи и мероприятия.
© Alla Zatsepilova
Журнальный мир
Литературно-художественный журнал, состоящий из сетевой версии (сайта) и печатной версии (избранное по итогам публикаций на сайте). Таким образом, печатный журнал является дайджестом сетевого журнала. Печатный журнал выходит четыре раза в год (ежеквартально) и распространяется в России, США, Израиле, Латвии, Канаде, Италии и др. странах, а также в интернет-магазинах. Журнал лицензирован как СМИ в Роскомнадзоре города Москвы. Адрес сайта: https://etazhi-lit.ru
В журнале публикуется проза и поэзия современных авторов, интервью, эссе, рецензии, репортажи; постоянные рубрики: «Exegi monumentum» (произведения ушедших авторов), «Литературная кухня», «Музыкальная гостиная», «Чердак художника», «Главный жанр», «Мастерская». Учредители журнала: главный редактор — журналист Ирина Терра (Москва), редактор отдела поэзии — поэт, писатель Игорь Джерри Курас (Бостон).
Журнал начал свою работу в августе 2015-го года: на сайте появились первые публикации, а уже в декабре вышел первый номер печатного журнала. За два года число подписчиков на журнал в социальных сетях превысило 10 тысяч человек, количество прочтений публикаций на сайте достаточно высокое (в среднем 2-3 тыс. просмотров на публикацию).
Презентации журналов прошли в Москве, Санкт-Петербурге, Бостоне, Нью-Йорке, Вашингтоне, Тель-Авиве.
В сентябре 2021 года редакция журнала стала лауреатом в номинации «Интернет-СМИ» во Всероссийском журналистском конкурсе «Многоликая Россия». Конкурс организован Республиканским агентством по печати и массовым коммуникациям «Татмедиа» (Казань) и его целью является формирование интереса к культуре и искусству различных народов, проживающих на территории Российской Федерации и за ее пределами.
От главного редактора Ирины Терры:
«Журнал не имеет «идеологии», но придерживается точки зрения, что русская литература не знает границ. В эпоху интернета и социальных сетей русская литература представляет собой совокупность интеллектуальных достижений талантливых людей, пишущих на русском языке и считающих предыдущие поколения русских литераторов своими предшественниками, независимо от места их проживания. Также не существует границ и для читателей, живущих в разных концах планеты, но читающих литературу на русском языке.
Мы будем счастливы, если читатели и авторы разделят с нами радость от создания журнала. Мы растем. Мы прибавляем этаж за этажом. Новые авторы находят на страницах журнала свои публикации. Новые читатели открывают для себя новые стихи, рассказы, эссе и интервью. Мы надеемся, что свет наших этажей поможет кому-то в трудную для него минуту; даст кому-то ощущение причастности к той культуре, на которой он вырос, но в которой, возможно, он сейчас не живет. А остальным — даст ощущение и понимание огромности русской культуры, которая простирается по всей планете вне границ, государств и идеологий.
Такая наша романтическая мечта, наша надежда: мы верим в нее и хотим, чтобы наши авторы и читатели, прочитав публикации журнала, поверили в нее вместе с нами».
Поэт Татьяна Вольтская о журнале:
«Пожалуй, главное ощущение — свежести: журнал молодой, не обрюзгший и не обросший связями и дружествами, обязывающими ко многому. Например, печатать автора, который некогда был хорош, но теперь пишет только по инерции. Или человека из круга этого автора, или его ученика. Нет на «Этажах» этих вериг — и потому подниматься по ним легко. Они высокие, эти «Этажи», но не слишком — как раз по человеческой мерке, как строили раньше — чтобы не подавлять прохожих тяжестью и величием».
БИО
Ирина Терра — журналист, интервьюер. Живет в Москве. Интервью публиковались в «Московском Комсомольце», «Литературной России», журнале «Дети Ра», «Новый мир» и др. Лауреат еженедельника «Литературная Россия» за 2014 год в номинации — за свежий нетривиальный подход к интервью. Лауреат Волошинского конкурса 2015 в номинации „кинопоэзия“, шорт-лист в номинации „журналистика“. Член Союза журналистов России. Главный редактор литературно-художественного журнала „Этажи“.
Крыша лофт-проекта «Этажи»
Крыша лофта — это отдельное арт-пространство, где проходят мероприятия и расположена обширная зона отдыха. К тому же, это — оборудованная смотровая площадка, откуда открывается панорамный вид на город. Для удобства посетителей здесь есть множество скамеек, можно проносить напитки и еду.
Высота смотровой площадки в «Этажах» — 27 м: это самая высокая обзорная площадка после Исаакиевского Собора в Санкт-Петербурге.
Крыша имеет ограждения, нахождение на ней безопасно и комфортно в любое время года. В летнее время она работает круглосуточно, в зимний период — с 09:00 до 23:00.
Выход на крышу без сопровождения взрослых осуществляется с 14 лет.
© Елена Яхонтова
Цена билета в лофт-проект «Этажи» в 2021 году
Вход в торговые помещения арт-пространства бесплатный. В кафе и барах оплата производится, как и везде, по счету.
Отдельно оплачивается входной билет на выставки, проводимые в лофт-проекте «Этажи». Стоимость его редко превышает 100 руб.
Узнать актуальную информацию о проводимых выставках и платных мероприятиях можно на официальном сайте лофт-проекта «Этажи» в Санкт-Петербурге.
Вход на крышу арт-пространства платный: для детей и взрослых — 150 руб. Билет действителен в течение всего дня (с 09:00 до 23:00, с мая по сентябрь — круглосуточно).
© Официальная группа ВКонтакте
Этажи
Столбы
Город, — осклабился Илья и захлопал в ладоши…
Он был очень маленьким, когда его отец Егор, зарубив собственную жену Машу топором, удавился в сарае на веревке, которой подпоясывал широкие штаны. Илюша остался один, но по родителям не скучал — он вообще ни по кому не скучал, потому что с трудом понимал, что происходило вокруг него, только улыбался и хлопал маленькими ладошками. Его роды были тяжелыми — мать кричала несколько часов, а Илюша все никак не хотел вылезать на свет Божий, цепляясь за теплое материнское нутро. Но деревенский лекарь Степан Матвеевич, гордившийся своим городским образованием и уважением среди деревенских, все-таки вытащил младенца из мамкиного нутра. Илья не плакал, а только смотрел удивленно на Степана Матвеевича, на толстую мамку, которая лежала потная и уставшая, почему-то сжимая правой рукой свою огромную грудь с круглым коричневым соском, который просвечивал сквозь белую, мокрую от пота рубашку.
Илья так ни разу и не заплакал — он с неизменным восторгом и удивлением смотрел на мир, который окружал его, и улыбался. Когда ему было уже года четыре, его мать, так и оставшаяся обрюзгшей после родов, сказала мужу, что их сын, вроде бы, какой-то идиот. Егор сплюнул на деревянный пол избы — сука, блядь, родишь идиотов, другого от тебя чего ожидать. Он уже давно потерял интерес к своей толстой некрасивой Марусе, и даже после бутылки не смотрел на нее, зажимая за сараем соседских девок. Девки смеялись, отталкивали Егора, который годился им в отцы, визжали на всю деревню, но не жаловались, а ему хватало — потискав в руках молодые девичьи грудки, он успокаивался, или у него уже не хватало сил на то, чтобы настоять на своем, или просто он тискал девок потому что так было нужно, а сам, после рождения Илюши, ничего не хотел.
Илюше едва исполнилось пять лет, когда его отец, напившись сильнее обычного, пришел в дом с топором в руке. Ну что, сука, дождалась, сказал он неожиданно спокойным голосом и рубанул Машу по голове. Маша, едва он переступил порог дома, все поняла и даже не убежала, не попробовала увернуться, не заслонилась руками. Она просто стояла там, где застал ее Егор, и топор разрубил ей голову ровно пополам. Кровь и еще что-то красное и мягкое брызнуло на стену и широкий подоконник, на какие-то банки, и Маша осела, словно стекла по стене своим толстым, некрасивы телом, да так и осталась с топором в голове и в окровавленном невзрачном платье, которое продолжало топорщиться даже и тогда, когда она перестала дышать. Отец Илюши выдохнул и перекрестился — скорее, по привычке. Потом вышел во двор, шатаясь, дошел до сарая, выдернул из штанов веревку и перекинул ее через высокую балку под потолком. Его нашли на следующий день, он уже посинел. Илюша все это время просидел в своей комнате, улыбался, смотрел на маму и иногда дотрагивался до живота, потому что ему хотелось есть.
Когда по деревне прошла весть о том, что Егор зарубил топором жену и сам повесился в сарае на веревке, про Илюшу сначала не говорили. Его накормили чем-то и оставили в доме, только вынесли его мать и, боязливо, топор. К вечеру все же заговорили о том, что Илью надо бы куда-то деть, но брать его никто не хотел. Егора в деревне не то, что не любили, но сторонились, особенно, когда он был выпившим, его жену молча жалели, вздыхали вслед, но вслух не обсуждали. Малолетнего дурачка же не любили в открытую — дети его играть не брали, да он и не хотел, все больше сидел на лавке у дома или смотрел в окно, и улыбался. Так, как-то, и получилось, что его не трогали — порой кормили, в остальном он жил сам по себе, улыбался да жевал сухарь. К нему привыкли, он стал что-то бормотать — произносил какие-то слова, бессвязные, понятные только ему самому. Поэтому ему никто не отвечал, лишь показывали пальцем — дурачок.
Ему исполнилось примерно восемь лет, потом примерно десять, потом примерно двенадцать. Илья рос, и никто в деревне как будто и не замечал этого. Мальчик все также продолжал улыбаться, хлопать в ладоши, его звали дурачком, а ему было все равно, только улыбался. Ему нравилась его жизнь, потому что он не знал другой. На него стали обращать внимание девушки — Илья был красив той красотой, что незаметна с первого взгляда, но проступает тогда, когда живешь с человеком бок о бок долгое время, наблюдаешь его постоянно, привыкаешь к нему, перестаешь замечать его странности — словно так и должно быть. Илья был из таких — он нравился девушкам, но как-то отвлеченно. Они понимали, что никогда у них с ним, смешным и нелепым деревенским дурачком, ничего не будет, никогда он их не поцелует, никогда не обнимет, и, потому, чувствую собственную безопасность и безнаказанность, начали заигрывать, шутить, строить глазки, улыбаться со значением. Илье это нравилось — он тоже улыбался и хлопал в ладоши, начинал отличать деревенских девок, узнавать их, порой даже называл по именам.
На Рождество, когда снегу навалило — не дай Бог, от дверей было не пройти, мужики каждый день, с утра пораньше, брались за лопаты, деревенская красавица Инна, самая видная девка, пришла к нему в дом. Ему как раз исполнилось четырнадцать лет, он сидел на крыльце, хлопал в ладоши, не замерзал — не чувствовал холода. Захлопал в ладоши, увидев девушку, назвал по имени. Инна присела с ним рядом. Что делаешь, спросила она. Илья гыгыкнул радостно, остатками ума понимая, что нужно что-то отвечать, но не умея, не зная, не ведая слов. Инна убрала длинные волосы с его лица, протянув пальцами по щеке — у Илюши перехватило дыхание от этих мягких, теплых, податливых пальцев, он вспомнил маму, положил руки на колени. Илюша, сказала Инна, снова и снова дотрагиваясь до его лица, до щек и переносицы, до губ, остановилась пальцами на губах, замерла на мгновение, а потом убрала пальцы и своими губами мягко дотронулась до его. Илья испугался, подумал, что она сейчас втянет его в себя, затянет губами, и он исчезнет, пропадет, навсегда пропадет, не будет его больше. Испугался, почти совсем перестал дышать, только слеза появилась, замерев. Но было не больно — наоборот, было приятно, но неспокойно, и сердце стало битья быстрее, и немного задрожали пальцы рук — сильнее, чем обычно. Инна закрыла глаза и отдалась поцелую, а Илья только отрыл рот и постарался не дышать, совсем не дышать, чтобы длить это наслаждение как можно дольше, чтобы не кончалось ощущение, чтобы воспоминание о маме, о ее мягкой коже, о ее запахе и тепле длилось и длилось… Инна открыла глаза и щелкнула Илью по носу — дурак ты, такой дурак, сказала и отодвинулась. Холодно, сказала еще, поеживаясь, и дотронулась до своих губ. Хороший, сказала, звонко рассмеялась. Потом встала и, коснувшись Илюшиной щеки губами, ушла, лишь один раз обернувшись и помахав ему рукой, — хороший. Илья тихо гыгыкнул, ему было не по себе. Потом еще посидел на крыльце — стало холодно, воспоминания о маме снова исчезли, а Инна растворилась в мерзлом вечернем воздухе. Илья вздохнул и два или три раза хлопнул в ладоши — ощущения от Инниных губ не возвращались. Тогда он ушел в дом и плотно закрыл за собой дверь.
Потом была весна, снег начал таять, и, как в прошлом году, с потолка дома, где жил Илюша когда-то с родителями, а теперь — один, стала капать мерзлая вода. Илья потрогал ее на вкус, лизнул языком со стены, — не соленая, совсем без вкуса, только холодная очень. Потом, когда стало капать уже в середине комнаты, не по стене, подставил ладонь — ледяные капли разбивались о ладонь, щекотали, Илюша улыбался. Про Инну он забыл, только иногда ночью снилась мама, и Илюша просыпался, оглядывался, слезал с кровати и босыми ногами шлепал по всему дому, заглядывая в углы, шаря руками в темноте, тихонько гыгыкая, пока не возвращался обратно в постель, еще теплую, и засыпал. Никогда не боялся темноты — не знал, что ее можно бояться, что вдруг темнота скрывает опасность, не ведал опасности, и никогда не видел дурных снов. Не то, что наяву.
Потом деревня совсем заплохела — молодежи не осталось, девки все повыскакивали замуж за городских, и первой — красавица Инна, напоследок зашла к Илюше, погладила его по голове, поцеловала в щеку, улыбнулась одними глазами — хороший ты мой, дурачок, Илюше было очень приятно, а потом Инна ушла, а за ней — и остальные девки, чего в деревне сидеть, в девках-то. Старики поумирали — кто сам, а кто и замерз с бутылки, зима очень холодной была, а самый резвый дед, Игнат Олегович, говорили, что ему под сто лет, пошел зимой рыбу ловить в реке, да и не вернулся, даже следов не оставил — все ночью замело, прорубь — и та замерзла. Когда приехали люди из города, землю смотреть, Илюша один был — похудел совсем, волосы грязные, сидел на крыльце, жевал сухарь старый какой-то. Увидел людей, сразу разулыбался — давно людей не видел. Ты чей, спросил дородный мужчина, почесав себе переносицу, и Илюша в ответ радостно гыгыкнул. Тогда решили его отправить в детский дом подальше, совсем в другой город, потому что документов при дураке не было, а на вид ему было никак больше шестнадцати не дать, ну семнадцать от силы, и дом его совсем уже начал рушиться от времени и без хозяина. Так Илья впервые оказался в поезде. Ночью, когда все спали, он спустил босые ноги с полки и вышел в коридор. Вагон покачивался на стыках рельсов, за окном мелькали далекие огоньки, и как было спать в такую ночь. Илья обеими руками схватился за перекладину вдоль окна и прижался носом к стеклу. Он смотрел, как проносятся мимо деревья и фонарные столбы, очень много столбов, как провода режут на части серое небо, как из далеких труб медленно поднимается дым, как короткие шлагбаумы перегораживают дороги, пока поезд не пройдет мимо, и как, на поворотах, если как следует приглядеться, где-то впереди видно поезд, который уже повернул, а вагон с Илюшей и спящими пассажирами еще нет. Еще Илюше понравилось старое дерево, уже мертвое, согнутое и сухое, без веток, которое было похоже на медведя, вставшего на задние лапы и замершего так, словно вглядываясь куда-то. Илюша захлопал ладонью по стеклу, но медведь не реагировал, только все смотрел куда-то, и Илья тоже стал смотреть туда, но ничего не увидел, потому что вокруг была совсем уж глубокая ночь.
Утром поезд остановился на большой станции, и Илюшу, замотав его шею колючим шарфом и засунув ноги в резиновые сапоги, вывели из вагона. Город, — осклабился дурак, захлопал в ладоши, зажмурился от накатившего внезапно то ли счастья, то ли какого другого чувства, которого раньше не было, и снова распахнул глаза, а носом вдохнул резкие незнакомые запахи. А потом, вдруг, словно его испугали чем-то, вскрикнул и сорвался с места, побежал вдоль поезда и дальше, вдоль железнодорожного полотна, только в другую сторону — туда, откуда поезд приехал. Кто-то закричал, за ним побежали следом, но потом поняли — не догнать, и остановились, запыхавшись, сплевывая на землю и матерясь чуть слышно, а документов-то у него и нет, чего за ним гоняться. Только смотрели сначала ему вслед, как он вихляет, перепрыгивая через коряги уже далеко от станции, а потом он исчез где-то за деревьями и фонарными столбами.
Илюша объявился через пару лет, вышел в окрестностях деревни, в которой родился, вернувшись домой, как кошка, но в саму деревню не пошел, да и деревни больше не было, стройка какая-то бухтела там, где раньше была деревня. Илюша ходил вокруг, к людям не подходил, старался на глаза им не попадаться, только гыгыкал тихонько, ночью в ладоши хлопал, не от удовольствия, а чтобы не замерзнуть, ночи были какими-то слишком холодными, даже для поздней осени, а потом, каждый вечер, выбирал дерево погуще и забирался в ветви, повыше, и засыпал. Ему редко снились сны, и он все еще не боялся темноты, только понимал каким-то своим чутьем, что к людям подходить нельзя, не мог себе объяснить, почему. Иногда ему снилась мама, и он ощущал на губах забытый поцелуй Инны, деревенской красавицы, которая, он не помнил, как выглядела, и тогда он улыбался. И еще ему снились фонарные столбы вдоль железнодорожного полотна, но на утро он своих снов уже не помнил.